Среди психотерапевтов существует такой анекдот, в том, что у каждого человека была и есть мать, поэтому каждому нужна психотерапия.
©  

Самая страшная из грозящих катастроф — это не столько атомная, тепловая и тому подобная угроза физического уничтожения человечества (a, может быть, и всего живого) на Земле, сколько антропологическая — уничтожение человеческого в человеке, катастрофa, означающая, что человек нe состоялся…

Чингиз Айтматов  

Придумай, как вернуть время, которое унесли другие.
Фэн Цзицай «Полёт души»

  Отправляющийся за море меняет небо, а не душу.
(латинская пословица)  

Михаила Зощенко начинают бить по-настоящему, что значит бить по-настоящему — это ведь исключают отовсюду. О тебе ведь не только в каждой пионерской организации расскажут, что ты подонок; во всех партийных и комсомольских организациях проходят собрания и вся страна поливает тебя грязью. И самое удивительное он опять не может понять в чем дело. У него заключены договоры с издательствами — договоры прекращаются, авансы надо вернуть. Из чего он их может вернуть?! И он все ближе и ближе приближается к тому образу, который мучил его на протяжении всей его жизни — он нищий. И он начинает потихонечку превращаться в нищего. 1946 год только что закончилась война: все живут на пайках. Его выгоняют из союза писателей, его выгоняют отовсюду, где он только числится — пайков нет, есть нечего. Михаил Михайлович, конечно, вспоминает, что он за свою жизнь приобрел несколько других профессий и становится сапожником. И вот писатель, чьими рассказами зачитывалась вся страна, теперь работает сапожником. Но силенок-то нет, он же больной человек, у него очень больное сердце, вы помните, его «под стеклянным колпаком нужно держать». И чуть только ситуация утихает — приезжают иностранные студенты из Англии. И они, конечно, интересуются, задают вопросы. И Зощенко публично иностранным студентам сказал, что он со всем не согласен и все неправильно. Вы представляете, что значит это сказать иностранным студентам.
Вот был эпизод уже в другие времена, когда сажали Бродского, прошло уже не знаю сколько лет, двадцать с лишним лет. Когда всех сажают за тунеядство. Пришли к Шостаковичу, он был депутатом.
Говорят что-то можно сделать?
Он первое, что спросил: «Он встречался с иностранцами? Или переводил с английского?»
— И встречался и переводил.
Нет, ничего сделать нельзя, — сказал Шостакович.
Если бы иностранцев не было можно было бы вытащить. Но так как они были — ничего сделать нельзя. И поехал поэт Бродский в ссылку.
И начался второй тур избиений Зощенко. И тут Михаил Зощенко совершил второй подвиг — на моей памяти так не разговаривал никто и никогда. Это писательская организация, здесь человека казнят.
Выступает Зощенко: «Я не был никогда не патриотом своей страны. Что вы хотите от меня?! В чем я должен признаться?! В том, что я пройдоха, мошенник и трус? Я могу сказать, что моя литературная судьба и жизнь при такой литературной ситуации закончена. Я не могу выйти из положения — сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен как последний сукин сын, как я могу работать? У меня нет ничего в дальнейшем. Я не стану ни о чем просить, не надо вашего снисхождения, ни вашего Друзина (который сочинил очередную клевету), не вашей брани, ни криков; я больше, чем устал. Я приму любую другую судьбу, чем ту, которую имею».
В зале послышались аплодисменты нескольких человек. Произошло чудо: несколько человек зааплодировали. Я не знаю их фамилии, но это безусловно достойнейшие люди. Вы понимаете, так никто не разговаривал. Это было совершенно невероятно. Ведь нужно было бы упасть на колени, признать все ошибки, умалять о прощении, просить, чтобы послали в лагерь, чтобы условия были потяжелее, надо искупить.
Но и плата была страшной!
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко)  

  «Ничем в мире нельзя заменить упорство.
Его не может заменить талант — никого не встретишь так часто, как талантливого неудачника. Его не может заменить гениальность — непризнанные гении почти вошли в пословицу. Одного образования тоже недостаточно — мир полон образованных изгоев. Только упорство и решимость всесильны».
Кельвин Кулидж  

Он не был готов сегодня к нервным перегрузкам. Ему не хотелось ни ссориться, ни мириться, а хотелось покоя и той порции одиночества, которая необходима каждому человеку.
Виктория Токарева. «Шла собака по роялю».  

Самая большая ошибка человека в современном мире: появилось очень много таких пронзительных интуитов, которые быстро все понимают. В основном мы куда-то торопимся, и все время говорим наспех: «я все понял…., я это знаю…., я уже с этим знаком… я это изучал… да я уже два года на это потратил». Как будто мы уже все изучили и все знаем. Нужно определить критерии это глубинной честности. Честность самим с собой: когда мы действительно что-то знаем, когда мы действительно что-то наблюдаем. Вот это очень важный процесс. А также помимо честности нужна настойчивость. Истинный человек — так Юнг называет Самость. Фактически путь индивидуации ощущается через нуминозное. Нуминозное, так Юнг называет нашу реакцию на незримое, но переживаемое Присутствие чего-то огромного и неведомого. Это то, что порождает состояние неизъяснимого трепета, т. е., собственно, это то, что нельзя подделать. Нуминозный опыт он не просто мистический опыт. Потому что мистический опыт может включать очень интересные коллективные вещи сообща, включая общественный договор. Мы можем договориться о каких-то вещах и видеть в этом мистическую основу. Нет — это именно ощущение трепета, неизъяснимого трепета при виде чего-то огромного, большого. Поэтому нуминозное по Юнгу это нечто другое, чем религиозное или мистическое. Это некий критерий правильного пути. Юнга спросили, что такое нуминозное, он сказал, «что нуминозный опыт обладает центральным значением для его жизни и работы. Мне всегда казалось, что определенные символические события, характеризовавшиеся сильным эмоциональным тоном, были подлинными вехами». Символические события связанные с синхронистичностью или просто с ощущением трепета. А синхронистичность часто и приводит к такому трепету. Это и есть одна из вспышек встречи с нуминозностью. Юнг говорит: «главный интерес моей работы заключался не в лечении неврозов, но скорее в подходе к нуминозному. Дело в том, что подход к ниминозному является подлинная терапия. И, стало быть, приобретая нуминозный опыт, вы освобождаетесь от проклятия патологий. Даже сама болезнь приобретает нуминозный характер. Единственный путь излечения невроза, вырасти из него, через индивидуацию. Тогда терапия, базирующаяся на этой модели, будет включать в себя подход к нуминозному». Надо сказать, что принцип индивидуации обязательно включает в себя нуминозные переживания в качестве основной черты. Это и есть основная проверка. Нуминозный опыт — это намек на то, что некие большие неэгоистичные силы существуют в нашей душе и что их нужно учитывать, и в конечно итоге делать сознательными. Это некое откровение. Нам нужно идти в ту сторону, где находится нуминозное.
(из лекции кандидат филологических наук Л.В. Немцева)  

  То, что отведено тебе, достанется тебе, вопреки твоей немощи.
А то, что не твоё, ты не обретёшь даже силой…
©  

  Нет ничего мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения.
(Бахтин Михаил Михайлович русский философ, культуролог, литературовед, филолог)  

Образ опережает все процессы. Уильям Джеймс автор книги «Многообразие религиозного опыта сказал: «Бог не хочет, чтобы мы понимали». А что он хочет? Я думаю, он хочет, чтобы мы фантазировали. А в этом фантазировании есть несколько аспектов: есть пустое фантазирование. Вот иду я и думаю, что на меня свалится три чемоданчика с злотыми слитками. Это одна история. А вторая история, что фантазирование является первоосновой любого феноменального проявления. Просто мы не отдает себе отчета в том, что мы фантазируем, и что продолжаем, и что каждую секунду это делаем. Хилман разделил эти две вещи: проблемы — это фантазии, которые не были осознанны. Мы все встречаемся с проблемами. И его интересовало, как, каким образом фантазии становятся проблемами.
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко)  

Во всех процессах, где душа оказывается ведущей, а маскулинное ведомым: эго теряет свою лидирующую роль и подчиняется целому.

Эрих Нойманн

  Хаос — это отсутствие формы. Это сознание, в котором пока еще нет формы. Это форма еще только рождается. Очень многие какие-то красивые вещи, которые происходят между мужчиной и женщиной они происходят вот на этих границах, когда формы еще нет, а хаос есть безусловно, и вдруг вот оно началось. Потому что у женщины есть удивительная способность, если она гармонизирует свой собственный хаос, она способна его гармонизировать его везде в силу того, что она умеет заполнить все пространство. Мужчины это умеют только иногда.
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко)  

  Мужчине очень просто существовать внутри какого-то порядка социального. Он его, собственно, и создает. Но если он едет с катушек, что тоже бывает, вот тогда хаос похлеще наступает, чем женский. Посмотрите на историю человечества, что женщины там улицу поджигали? Всегда это делали мужчины. Потому что мужчине важно перепрограммировать социальный порядок для того, чтобы упрочить свою власть. Именно поэтому происходят всякие революции, войны.
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко)  

Едва ли мне было обидно, но что-то изменилось в отношении ко мне школьных товарищей — я опять оказался в изоляции и ощутил прежнюю подавленность. Я ломал голову, пытаясь понять, в чем причина их косых взглядов, пока, наконец, задав несколько осторожных вопросов, не выяснил, что все дело в моих амбициях, зачастую безосновательных. Так, я давал понять, что знаю нечто о Канте и Шопенгауэре или, например, о палеонтологии, чего у нас в школе еще «не проходили». Теперь стало понятно, что причина их недовольства кроется не в обыденности, но в моем тайном «Божьем мире», о котором лучше упоминать не следовало.
С того времени я перестал посвящать одноклассников в свою «эзотерику», а среди взрослых у меня не было знакомых, с которыми я мог бы поговорить, не рискуя показаться хвастуном и обманщиком. Самым болезненным оказался крах моих попыток преодолеть внутренний разрыв, мою пресловутую «раздвоенность». Снова и снова происходили события, уводившие меня от обыденного, повседневного существования в безграничный «Божий мир».
Выражение «Божий мир» может показаться сентиментальным, но для меня оно имеет совершенно иной смысл. «Божий мир» — это все «сверхчеловеческое»: ослепляющий свет, мрак бездны, холод вечности и таинственная игра иррационального мира случайности. «Бог» для меня мог быть чем угодно, только не «проповедью».
Карл Густав Юнг  

Наша природа не желает никакого рода насилия над собой. Подавлять все природное внутри себя — значит рано или поздно взрастить там чудовищ. Из них наиболее распространенный — это депрессия, тот тип депрессии, который происходит от протеста нашей психики, когда урезаются ее законные права. Следом за ним идет чудовище гнева, вторичная реакция на тревогу, начинающаяся с отказа в законном личном интересе. И даже при самом тщательнейшем отслеживании этот тип гнева все равно просачивается в тело, вызывая раздражительность, в поступки, имеющие в себе больше напора и скрытой агрессии, чем мы сознательно согласились бы их наделить. Вот Тень за работой, она захватывает исподтишка то, что мы отказались проработать сознательно.
Джеймс Холлис  

  С одной стороны, они говорят: дзен — это ничего особенного. Все, к чему ты стремишься — это ничего особенного. Здесь плотная обращенность к самой жизни. Они прекрасно понимали, что нельзя, потерять ни небо, ни землю. У Херригель есть потрясающее поучение, которое дает мастер стрельбы из лука. Он говорит: «Ты, когда натягиваешь тетиву — растягиваются небеса и земля и впускают в себя Вселенную». Поэтому это смертельный поединок. Ставка примерно такая. С одной стороны — ничего особенного, с другой стороны -надо так держать тетиву, чтобы они не сошли со своих мест. Вы понимаете, что, если Земля уедет в одно место, а небо в другое — произойдет катастрофа. Вот это и есть ничего особенного. Никакого теоретизирования, никакой болтовни.
В искусстве стрельбы из лука Херригель все время объясняют, что он слишком плохо понимает равновесие между напряжением и расслабленностью, поэтому испытывает боль -кисть болит все время. Мастер понимает, что он все делает неправильно. Но постольку поскольку одной из сверх задач, без которых ничего нет мастер, если он действительно специалист в стрельбе из лука, должен явить ученику внутренний шедевр т. е. себя. И есть правило: только на последних стадиях обучения ученик начинает хоть что-то понимать — каким внутренним шедевром обладает его мастер. Кстати, это очень полезно и при всех остальных актах обучения. Второе, что значит внутренний шедевр — это означает понимать в том числе, что ученик должен своим путем, в силу своих разумений дойти до предельного тупика. Поэтому ему предлагают выстрелить ещё. Потому что, если он не дойдет до предельного тупика — ценить не будет учения, ценить не будет того, кто учит, не сможет увидеть внутренний шедевр. Потом в тупике он отбросит вот это все за что он цепляется. И ему просто скажут: «Ты вот сюда просто палец положи». Можно было сразу сказать, но тогда он бы ничему не научился.
Нет философии без практического мастерства.
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко)  

  Вы даже не можете просто прибывать в состоянии учебы, но постоянно спрашиваете себя: получится у меня это или нет.
Херригель Ойген «Дзэн и искусство стрельбы из лука»  

  В предыдущих лекциях мне помогал Джеймс Хиллман, я и сейчас к нему обращусь к его докладу он называется «Сегрегация красоты»: «Я называю этот час с вами сегрегацией красоты, потому что вокруг фактов и идей красоты действует нечто вроде апартеида».
Мы с вами предполагаем, что вокруг нас красоты навалом. Потому что та красота, о которой мы говорим, ее действительно навалом. А Хилман нам говорит, что апартеид красоты, сегрегация, геноцид. Что она истребляется, что она почти истреблена, ее практически не осталось, и более того в этом докладе и не только там на протяжении многих лет жизни он доказывал, что огромное количество заболеваний, которые мы считаем психическими связаны с подавлением красоты. «Красоте разрешается появляться только в определённых сценах: высокая мода, косметика, рестораны, художественные галереи, музеи, красивая еда». во здесь можно. Вот как индейцам, живущим в резервации не везде, можно было появляться, афроамериканцам, страдающим от апартеида не везде, можно появляться, так же и красоте можно появляться только в определённых местах. «Кроме того допускается хранение в уединенных домах, в красивых домах с прекрасными коллекциями. Но красота с трудом добирается до центра города, до закусочной, или кафе, торгового центра и парковок вокруг них. Более того, торговые полосы, индустриальные парки, коммерческие зоны — забудьте об этом». Там красоты нет по определению — там ее убивают в первую очередь.
«Красота также не проникает в психологию». 

Вдумайтесь: психология — это наука о душе, исследующая душу. И туда не проникает красота. А что там тогда? Интересный же вопрос. Потому что этот вопрос ставит нас в ситуацию, когда нам пересмотреть все наши отношения с людьми, животными, окружающим миром, с чем угодно, с вещами и т. д. Мы чего-то требуем от людей, а у них там нет красоты. При этом они могут быть художниками, косметологами, парикмахерами, рекламными деятелями…но это особая красота, разрешенная красота — представители разрешенной красоты, та которая не подверглась сегрегации.
«Удивительно сказать, но в наших программах обучения, в наших отчетах о случаях, это не упоминается. На терапевтических сеансах не учитываются волосы пациента, обувь, вкус пациента в мебели, с которой пациент живет изо дня в день, его предпочтения и антипатии в музыке, чтении, цвете и языке. За исключением самых редких случаев, все, что связано с красотой, эстетикой, кажется, просто выпало из сознания. Вот почему в последние годы я утверждаю, что великим подавлением сегодня является красота—не семья, не сексуальные привычки, не детство, не насилие, женоненавистничество или инцест, не воспоминания и злоупотребления, которые регулярно появляются в ток—шоу—даже сатана и инопланетяне изо дня в день-но, где красота? Вы когда-нибудь включали шоу, где темой была красота? Неужели мы слишком боимся этого?
Возможно, так оно и есть. Пациент-аналитик однажды рассказал мне кое-что, что случилось с ним в Лондоне. Этот человек был умен и чувствителен. Он работал редактором высококачественных книг по технологиям, поэтому имел представление о красоте. Он встречался со мной из-за беспокойства, депрессии, истощения и паники. Он сказал, что был в Лондоне, внизу, в метро. Там находилось трио музыкантов, которые зарабатывают деньги, играя на станции, с открытой шляпой для пожертвований. Он, будучи изысканным, модным и крутым, сказал себе: » Нет, только не эта дрянная штука, этот китч», и затем трио ударило по первым нотам Баха. Это пронзило его сердце. Он не выдержал и сбежал с платформы, поднявшись обратно по эскалаторам. Это было слишком красиво».
(из лекции педагога, кинокритика, киноведа, филолога Валерия Вениаминовича Бондаренко  

Основное отличие дзэн от всех остальных религиозных, философских или мистических учений заключается в том, что он, никогда не исчезая из повседневной жизни, при всей своей практической применимости и конкретности все же позволяет отрешиться от зрелища скверны и сутолоки мира.
Д з э н — это «обыденное сознание», по выражению Басо (М, а -ц зу, ум. 7 8 8). «Обыденное сознание» подразумевает состояние, в котором мы инстинктивно «едим, когда голодны, спим, когда хотим спать». Как только мы начинаем раздумывать, рассуждать и создавать
понятия, так сразу же исконное бессознательное теряется и появляется мысль.
Человек — думающее существо, но свои самые великие произведения он творит тогда, когда не думает и не рассчитывает. После многолетних упражнений в искусстве погружения в себя он должен прийти к «детской непосредственности». Когда она достигнута, человек
думает и в то же время не думает. Он думает, как дождь, падающий на землю; как волны, бегущие по морю; как звезда, освещающая ночное небо; как зеленая листва, буйно распускающаяся на нежном весеннем ветру. Он на самом деле является дождем, морем, звездами, листвой.
Освоив эту ступень духовного развития, человек становится дзэнским мастером жизни.
(Д. Т. Судзуки (предисловие к книге «Дзэн и искусство стрельбы из лука» Херригель Ойген)  

Мы больше нуждаемся в психологии, мы больше нуждаемся в понимании человеческой природы, потому что единственная существующая опасность — это сам человек. Он — великая опасность. А мы, к сожалению, этого не осознаём. Мы ничего не знаем о человеке, ничтожно мало. Психика человека должна изучаться, потому что мы — это источник всего возможного грядущего зла.
Карл Густав Юнг  

  ИГИЛ убило ее семью и поработило ее. Она сбежала, а затем сделала то, что напугало ее похитителей гораздо больше, чем любое оружие.
Она отказалась молчать.
3 августа 2014 года. Нади Мурад был 21 год, она жила в небольшой езидской деревне Кочо на севере Ирака. Это было воскресным утром, когда прибыли грузовики — хорошо вооруженные боевики ИГИЛ окружили деревню, которая на протяжении нескольких поколений была домом ее семьи.
Езиды — древнее религиозное меньшинство, которое ИГИЛ считало еретиками, заслуживающими уничтожения. То, что произошло дальше, было не просто нападением. Это был систематический геноцид.
ИГИЛ разделило жителей деревни по возрасту и полу. Пожилых женщин и мужчин, в том числе мать Нади и шестерых ее братьев, забрали. Надя услышала выстрелы. Позже сотни тел были найдены в братских могилах.
Младших женщин и девушек уготовила другая судьба.
Надю погрузили в автобус вместе с десятками других женщин и девочек, некоторым из которых было всего девять лет. Их отвезли в Мосул, оплот ИГИЛ, и держали в зданиях, куда боевики приходили осматривать их, как скот. Красивые, молодые — их забрали первыми.
Надя была продана. Потом снова продана. И снова.
В течение следующих трех месяцев ее несколько раз покупали и продавали, неоднократно насиловали и избивали за малейшие нарушения. С ней обращались как с собственностью — объектом, который, по мнению боевиков ИГИЛ, Бог дал им в награду за джихад.
Одним из ее похитителей был судья ИГИЛ, который ежедневно пытал ее. Он избивал ее, прижигал сигаретами, насиловал. Когда она однажды попыталась сбежать, он избил ее до потери сознания и позволил своим охранникам в качестве наказания изнасиловать ее.
Это была реальность для тысяч езидских женщин и девочек. ИГИЛ создало целую систему сексуального рабства, дополненную прейскурантами, невольничьими рынками и теологическими обоснованиями, утверждающими, что их религия разрешает это.
В ноябре 2014 года Надя сбежала.
Соседняя семья — мусульмане, рисковавшие своей жизнью, — помогла ей бежать. Она добралась до лагеря беженцев, а затем в Германию, где ей предоставили убежище.
Большинство выживших хранили бы молчание. Культура стыда, окружающая сексуальное насилие, особенно в традиционных сообществах, означала, что публичное высказывание об изнасиловании часто приносило еще большую травму — неприятие, обвинение, стигму.
Надя посмотрела на эту тишину и решила, что это именно то, чего хотел ИГИЛ.
В декабре 2015 года, спустя чуть более года после побега, Надя предстала перед Советом Безопасности ООН — самым влиятельным дипломатическим органом в мире — и рассказала им, что именно с ней произошло.
Она не использовала эвфемизмы. Она не смягчила это. Она описывала изнасилования, избиения, невольничьи рынки, детей, оторванных от матерей, массовые казни. Она прямо назвала преступления: геноцид, преступления против человечности, сексуальное рабство.
И она потребовала — не просила, а потребовала — чтобы мир что-то сделал.
В комнате было тихо. Дипломаты, выслушавшие бесчисленные сообщения о зверствах, выглядели потрясенными. Потому что Надя не просто приводила статистику. Она стояла там как живое доказательство, заставляя их смотреть прямо на то, что допустило их бездействие.
Ей было 22 года.
Для многих выживших одного раза было бы достаточно. Для Нади это было только начало.
Она путешествовала по миру, рассказывая свою историю. Она встречалась с президентами, премьер-министрами, Папой Римским. Она давала показания перед правительственными органами во многих странах. Она выступала в университетах, на конференциях, везде, где люди слушали.
Она стала соучредителем «Инициативы Нади», организации, занимающейся восстановлением сообществ, разрушенных геноцидом, и оказанием помощи жертвам сексуального насилия. Она настаивала на том, чтобы членов ИГИЛ привлекали к ответственности за геноцид и сексуальное рабство как военные преступления.
И она продолжала говорить о том, что с ней произошло, снова и снова, публично переживая травму, потому что молчание означало, что мир мог притвориться, что ничего не произошло.
В 2018 году Наде позвонили. Она была удостоена Нобелевской премии мира.
В 25 лет она стала первой из Ирака и второй езидкой, когда-либо удостоенной этой чести. Нобелевский комитет признал ее «за усилия по прекращению использования сексуального насилия как оружия войны».
Но вот что делает историю Нади такой необычной: она не просто рассказывала свою историю. Она переписывала повествование о сексуальном насилии в условиях конфликта.
На протяжении веков изнасилование на войне рассматривалось как неизбежное — трагический побочный эффект, побочный ущерб. Женские тела были полем битвы, а их травмы были в сносках в учебниках по истории. Ожидалось, что выжившие будут тихо страдать и нести позор, принадлежавший нападавшим.
Надя все это отвергла.
Она стояла на крупнейших мировых сценах и говорила: это геноцид. Это военное преступление. Это не побочные эффекты — это стратегия. ИГИЛ намеренно использовало сексуальное насилие в качестве оружия для уничтожения езидов. И люди, совершившие это, должны предстать перед судом.
Когда она получила Нобелевскую премию, она не произнесла благодарной и скромной речи. Она произнесла речь с требованием принять меры.
«Международное сообщество несет юридическую и моральную обязанность обеспечить привлечение членов ИГИЛ к ответственности», — сказала она. «Я хочу посмотреть виновным в глаза и увидеть, как они привлечены к ответственности. «
Она не была довольна сочувствием. Она хотела уголовного преследования. Осуждения. Ответственность.
И она получила результаты. Ее защита помогла многим странам официально признать геноцид езидов. Члены ИГИЛ столкнулись с судом по военным преступлениям частично потому, что Надя и другие выжившие отказались позволить миру забыть.
Но цена ее мужества реальна.
Каждый раз, когда Надя публично говорит о своей травме, она переживает ее снова. Каждое интервью, каждое свидетельство означает описание худших моментов ее жизни незнакомым людям. Ей угрожали убийством от сторонников ИГИЛ. Она никогда не сможет вернуться домой — Кочо по-прежнему в значительной степени разрушен, его массовые захоронения все еще раскапываются.
Она говорила о психологических потерях, кошмарах, о трудностях.
И все же она продолжает.
Потому что для Нади молчание не исцеляет, это стирание.
Сегодня Нади Мурад 31 год. Она написала мемуары «Последняя девушка. " Она продолжает свою адвокатуру. Она вышла замуж за одного из правозащитников, который поддерживает ее миссию.
И она до сих пор борется за тысячи езидских женщин и девушек, которые остаются пропавшими без вести. ИГИЛ в значительной степени побежден, но сотни женщин, взятых в плен в 2014 году, так и не нашли. Многие считаются мертвыми. Некоторые еще могут где-то содержаться.
Надя не остановится, пока они все не будут учтены.
Ее история не только о переживании травмы, но и о том, чтобы позволить травме определять тебя. Дело в том, чтобы взять худшее, что с тобой случалось, и превратить это в цель.
ИГИЛ хотел уничтожить езидов насилием и молчанием.
Надя Мурад пережила их насилие и разрушила их молчание.
Ей было 21, когда ее пытались стереть.
С тех пор она так проводит каждый год, чтобы мир не отвернулся от справедливости.
©  

Я обнаружил, что наличие нереализованных, бессознательных фантазий увеличивает частоту и интенсивность сновидений; когда эти фантазии переходят в область сознания, сновидения меняют свой характер, становятся слабее и появляются реже. Из этого я сделал вывод, что сновидения часто содержат фантазии, которые «стремятся» стать осознанными. Источниками сновидений часто служат вытесненные инстинкты, которым присуща естественная склонность оказывать влияние на сознательный разум. В таких случаях пациента просят обдумать фрагмент фантазии, который кажется ему особенно значимым, — случайную идею, может быть, или нечто, что он осознал во время сна, — с тем, чтобы его контекст, то есть ассоциативный материал, в котором воплощен фрагмент, стал видимым. Речь идет не о методе «свободных ассоциаций», рекомендованном Фрейдом для анализа сновидений, а о проработке фантазии путем наблюдения за дальнейшим развитием материала, который естественным путем дополняет выбранный фрагмент.
Карл Густав Юнг  

Я работаю трудно, работаю долго над словом, пока оно в конце концов не подарит мне ощущение абсолютной власти над ним и чувство удовольствия. Если читателю, в свою очередь, приходится потрудиться — ещё лучше. Искусство даётся трудно.
Владимир Набоков, Из интервью Николасу Гарнхэму, 1968  

  Терапия — греческое слово, означающее, если так широко говорить, «попытка стоять рядом с другим». Здесь ничего нет ни про изменения, ни про просвещение, ни про улучшения. Скорее это определение, которое связано с вовлеченностью, желанием встретиться с другим, который здесь. Ни с кем-то другим, который когда-то был или может быть будет, но с тем другим, который вот здесь в вашем присутствии и для кого вы тоже присутствуете. Что это такое для вас? Клиент, который есть так как он есть в присутствии вашем. И на что похожи мы, и что такое быть с нами терапевтами в присутствии наших клиентов. И каково быть нам в присутствии друг друга. Я думаю, что как-то все падает и переплетается с этим исходным значением слова терапия. Это вопросы взаимного обоюдного влияния, вовлеченности и неопределенности. Я никогда не могу знать заранее каким будет мой опыт бытия с вами. И вы никогда не можете знать заранее каким будет опыт бытия со мной. И мы не можем знать заранее каким будет опыт бытия друг с другом. И это отнимает у нас какие-то заранее предварительные установки кроме одной — быть сфокусированными на этом присутствии. И то, что из этого получится никогда не может быть известно заранее. И вот это представление о терапевте, который готов быть в этой неопределенности полная анафема по сравнению с доминирующими терапевтическими моделями. Это полностью противоречит доминирующим терапевтическим подходам. Поскольку это так, то помещяет экзистенциальную терапию на периферию. Это не такое понимание терапии, которое для многих показалось бы привлекательным, но по крайней мере сначала. Потому что так кажется сначала, что уж слишком переполненная неопределенность, слишком недисциплинированная, и может быть слишком открыта для злоупотреблений. На самом деле психотерапия, как таковая старается уйти от такой перспективы. И надо сказать, что многие экзистенциальные терапевты тоже стараются уйти от такой перспективы.
(из семинара Эрнесто Спинелли. Эрнесто Спинелли английский психолог, один из ведущих представителей экзистенциально-феноменологического направления в психотерапии, профессор, декан Школы Психотерапии и консультирования Regents College (Лондон).  

  Рука, ведущая кисть, в то время как дух начинает создавать форму, уже успевает ухватить и претворяет то, что ему лишь смутно представлялось, и в конце концов ученик не знает, кто же из них, дух или рука, ответствен за произведение.
(Херригель Ойген «Дзэн и искусство стрельбы из лука»)  

  Даже если природные качества позволят ученику выдержать все возрастающую сложность пути к мастерству, его поджидает одна опасность, избегнуть которой практически невозможно. Это вовсе не опасность погибнуть от заносчивого самолюбования — у жителей Восточной Азии отсутствует предрасположенность к эгоцентризму, — а опасность того, что ученик остановится на достигнутом, на том, что он умеет и что он представляет собой в данный момент, на том, что обещает успех и славу. Иными словами, опасность состоит в том, что ученик начнет вести себя так, будто бы творческое бытие превратилось в отдельную, саморождающуюся и саму себя удостоверяющую форму жизни.
Учитель предвидит эту опасность заранее. Осторожно, тончайшим образом воздействуя на ученика, он пытается вовремя предупредить ее и освободить ученика от него самого. Для этого учитель постоянно, но ненавязчиво и как бы между прочим обращает внимание ученика (привязывая это к уже приобретенному им опыту) на то, что всякое достойное действие опирается лишь на состояние подлинной свободы от себя, когда действующий перестает существовать как «он сам». Существует только дух, особый тип бодрствования, в котором нет ни толики чувства «я сам», — что позволяет ему беспрепятственно пронзать все дали и глубины «взглядом, который слышит, и слухом, который видит».
(Херригель Ойген «Дзэн и искусство стрельбы из лука»)